Антониос Милиаракис. Разграбление скульптур Парфенона

Мы можем оценить усилия, предпринятые на Кифере для спасения древностей. Но мы также располагаем сведениями о том, что Лузиери продолжал все это время работать в Афинах, собирая и отправляя мраморы в Англию. Предоставим слово Калуцису. В письме от 19 мая 1803 года британскому послу на Корфу Спиридону Форестису он пишет:

«В соответствии с моим долгом информировать Вас о шагах, предпринятых мною для спасения "Ментора", посылаю настоящее письмо через Морею, чтобы снабдить Вас копией письма, которое я счел нужным послать г-ну Макколи на Мальте, и которое я вручил *рагусскому капитану, отплывающему завтра в обратный путь из Афин с грузом в 29 ящиков мраморов. Я ожидаю ответа через того же капитана, согласившегося сделать еще один рейс в Афины за второй партией груза, которую г-н Лузиери подготовит для него через два месяца. Он также согласился вернуться сюда по моей просьбе и помочь взломать палубу «Ментора»...»

Мы не располагаем сведениями о второй перевозке, но она, несомненно, состоялась, так как этот капитан и его корабль были зафрахтованы на второй рейс в оба конца, чтобы перевезти еще один груз. Однако нам известно, что перевозки были временно приостановлены в 1807 году из-за короткой войны между Англией и Турцией, и Лузиери покинул Афины.

Собранные в Афинах предметы вскоре подверглись еще одной опасности — их захватили французы и отправили во Францию в качестве залога. Избежали захвата только те ящики, которые ожидали отправки в Пирее, так как там не было французского судна, которое могло бы взять их на борт. Наполеон приказал послать за ними корвет, но Элгин в своем отчете Палате общин признает, что этот корабль так и не был отправлен из-за страха перед каперами.

Когда война окончилась, Лузиери возобновил работу. Мы знаем, что в 1811 году он отправил в Англию партию в 80 ящиков. Нет сомнения, что в течение предшествующих семи лет этот постоянный агент Элгина, остававшийся в Афинах для собирания древностей, отправлял и другие партии, почерпнутые из неиссякаемого источника, бьющего из Аттической почвы, пополняемого благодаря дождю британского золота. Некоторые эпизоды, происшедшие на Кифере во время спасательных работ, хотя и незначительны, но заслуживают упоминания, так как дают нам почувствовать дух времени.

На предыдущих страницах упоминался некий Димитриос Григоракис из Мани, который переписывался с Элгином и писал Калуцису 20 сентября 1802 года, предлагая помощь в спасении и охране затонувшего судна. Он добавлял в своем письме, что удержал многих жителей Мани от того, чтобы плыть на Киферу и грабить корабль. Эти сведения в сочетании с информацией о предполагаемом рейде пиратских кораблей с Мани под командованием Александриса, породили слухи о реальном набеге. В начале ноября 1802 года некий священник по имени Феодорос Каридис, только что вернувшийся из Мани, разнес весть о том, что Д. Григоракис (описываемый Калуцисом как «первый магистр и русский дворянин») с согласия британского Генерального консула в Патрах, договорился с британским вице-консулом Калуцисом о том, что прибудет с тремястами маниотами, подчинит себе Киферу и станет ее хозяином и господином, в то время как все ионические острова образуют собственное государство — Семиостровную республику. Когда Э. Калуцис узнал о том, что имена двух британских консулов стали предметом сплетен, он направил официальный протест старейшинам острова и местной администрации, требуя рассмотреть дело и наказать виновников распространения слухов. Написанная им нота сурова и грозна и заканчивается такими словами:

«Если вы не сможете принять надлежащие меры, и имена двух британских консулов будут продолжать компрометироваться ложными обвинениями, я, к сожалению, буду вынужден от имени досточтимого секретаря и по свойству моих обязанностей направить официальный протест администрации страны с требованием дать объяснения европейским государям.
Ожидая вашего ответа, пребываю с уважением...»

Вследствие этого, 8 ноября 1802 года Феодорос Каридис был призван к ответу по данному делу. Копия его показаний сохранилась. Мы приводим ее полностью, не только ради сохранения ее стиля, но и по причине того, что она показывает царившую в то время на острове анархию, подготовившую почву для различных страхов и слухов.

Копия
Чериго, 8 ноября 1802 года.
По вызову явился в присутственное место о. Феодорос Каридис, сын покойного Димитриоса. Он был строго предупрежден о том, что должен говорить правду в отношении содержания письма Э. Калуциса, эсквайра, вице-консула Великобритании, прочитанного ему слово в слово.

о. Феодорос Каридис ответил: «Будучи в Мани, я слышал разговоры о том, что г-н Димитриос Григоракис, русский дворянин, был в наших краях. Я хотел узнать последние новости. Тогда Теодоракис Кастанакос ответил, что Николаос Юзезис, один из людей названного дворянина, сообщил ему доверительно, что вышеупомянутый дворянин, который имеет тесные дружеские связи с досточтимым Генеральным консулом Великобритании в Патрах, написал консулу, спрашивая его, не будет ли тот против, если он приедет и подчинит себе наш край; и консул ответил: 'Поезжай туда и поговори с местными жителями и если они примут тебя, хорошо'. Вышеупомянутый Теодоракис также рассказал мне, что названный Николаос подозревает по письмам, которые упомянутый дворянин отправил в Чериго, и полученным им ответам, что он не будет спрашивать мнения народа острова. Но никто с Чериго не был упомянут. Клянусь душой, более об этом мне ничего не известно».

Когда вышеприведенное показание было прочитано ему слово в слово, он ответил: 'Так как это чистая правда, я могу только засвидетельствовать это своей подписью... (два неразборчивых слова), как я сказал.

Я, о. Феодорос Каридис, подтверждаю вышеприведенное.
Я, Ант. Касиматис, секретарь, изготовил эту копию.

Старейшины городов Кифера и Милопотамос ответили Калуцису, что при расследовании они установили, что распространившийся слух был, как они пишут, «сплетнями из Мани» и что в нем не было ничего, что могло бы вызвать реальные подозрения.

Таким образом, страх, порожденный этим слухом, рассеялся. Но немного позже, 29 ноября 1802 года, известия о том, что пират Александрис из Мани находится в Агиа-Пелагиа, бухте на юго-восточном побережье острова, и что он намеревается, или, по крайней мере, угрожает, прийти в Авлемон, внушили островитянам еще большие опасения. Населению Авлемона было велено вооружиться и занять крепость (Кастелли), а Калуцис приказал капитану Анагностису Специотису постоянно вести наблюдение на борту своего судна во избежание нежелательных происшествий. Капитан, услышав, что «пиратские шхуны Александриса из Мани» находятся в этих водах и опасаясь, что случится нечто, что помешает спасательным работам, попросил защиты.

Старейшины ответили Калуцису 1 декабря: они примут все возможные меры предосторожности, но остров лишен каких бы то ни было оборонительных сил на суше или на море, в настоящем своем состоянии он беззащитен перед любой тиранией, и они просят привезти поднятые с «Ментора» пушки для укрепления форта.

В то же время они прибавили: дозорные, расставленные вдоль берегов, доложили, что заметили, как шхуна Александриса удалялась от острова в сторону открытого моря.

Вот и все, что можно сказать об этом инциденте, не имевшем никаких значительных последствий. Перейдем теперь к основным действующим лицам в деле о мраморах Парфенона.

Одиннадцать месяцев спустя, 9 января 1806 года, после того, как британское военное судно покинуло Киферу со спасенными мраморами на борту, Калуцис написал Гамильтону, который тогда находился в Лондоне:

«Заметив проплывающее мимо судно с хорошими ныряльщиками, я решился дополнительно обследовать затонувший «Ментор», чтобы спасти хотя бы медь. Но эти ныряльщики ничего не смогли сделать. Единственным, что они нашли на дне, была небольшая мраморная статуя, которая, несмотря на то, что у нее были отломаны голова, руки и стопы, являет собой лучшие формы классического греческого искусства. Статуя, конечно, не является частью коллекции лорда Элгина, так как все его ящики пыли подняты со дна запечатанными. Вероятно, она принадлежит Вам или одному из Ваших спутников. Я заплатил ныряльщикам и взял статую к себе с намерением отправить ее Вам при случае».

Следующее письмо Калуциса к Гамильтону дает нам представление о дальнейшем ходе событий.

6 октября 1806 года.
«Капитан У.М. Лик, направляясь в путешествие по северной Греции, был здесь проездом и остановился у меня. Так как речь зашла о Вас, он показал недавно полученное от Вас письмо, в котором Вы упоминаете о том, что сиденье притана, недавно поднятое со дна, является собственностью лорда Несбита. Я впервые услышал об этом. Прежде я думал, что оно относится к коллекции мраморов лорда Элгина. Я по порядку рассказал г-ну Лику обо всем, что я сделал для спасения мраморов.

Позже мне попали в руки три древние серебряные монеты (одна из Афин, вторая из Фокиды, третья с Родоса), фрагмент резного порфира, найденный у деревни Фрилингианика, и исключительно красивая мраморная статуя, привезенная сюда из Аргоса более тридцати лет назад одним из моих сограждан и недавно найденная одним из его наследников, моим родственником. Г-н Лик дал мне понять, что вы вдвоем недавно стали собирать совместную коллекцию древностей, поэтому я вручил ему монеты и порфир. Так как он не мог взять с собой в путешествие статую из-за ее размеров, он просил меня упаковать ее вместе с окаменелыми костями и отправить, по его указанию, вашему агенту на Закинфе Роберту Сардженту. Г-н Лик написал ему с просьбой отправить статую г-ну Н. Странису в Патры, у которого он оставил и другие древности».

Из сказанного становится очевидно, что у британского правительства были агенты в каждом городе Греции и что эти люди, англичане или греки, работали в одной связке, не только исполняя свои официальные политические обязанности, но и собирая древности. Ранее мы узнали из писем Григоракиса, что к собиранию античных произведений привлекались и частные лица. В самом деле, для человека, который хоть сколько-нибудь знает историю греческих древностей и формирования европейских музеев, не будет преувеличением, сказать, что превращение Парфенона в мечеть и Тезейона в церковь Св. Георгия сохранило их от хищнических налетов антикваров. Эти люди подобно религиозным фанатикам, стремились заразить своей страстью к археологии и искусству своих соотечественников, вывозя в свои страны памятники древности.

Как британское, так и французское правительство располагало никем не превзойденным числом агентов в Греции. Ранее мы видели, что британские и французские агенты непрестанно расстраивали планы друг друга и строили друг другу козни. Любопытно в этом отношении письмо, адресованное Спиридоном Форестисом Джаннету Кутуфарис-бею, от 26 июля 1804 года. Оно касается не антикварных, но политических вопросов, его автор хвалит Джаннета за подрыв французских интересов. К нему была приложена копия письма Калуцису, рассказывающая о том, что Джаннет был одним из старейших беев в Мани и что четыре месяца назад он был на Корфу. Вот как Форестис обращается к Джаннету:

Знатнейшему господину Джаннет-бею, брату и сроднику,
приветствую твою милость.
Я получил твое драгоценное письмо с известиями о твоем здоровье и был несказанно рад. Я прочел то, что ты писал мне и не преминул тотчас сообщить об этом моему двору — и не только об этом, но и о знаках, которые ты приложил к своему письму г-ну Мочениго. Письмо возбудило во мне радость и любовь к тебе по причине ревности и старания, выказанного тобою моему двору, и потому, что ты расстроил и разрушил дела французов. Будь уверен, что тебя отблагодарят за это, а я написал со всевозможным красноречием. Продолжай быть бдительным, и разузнавай все точно, и пиши мне о доподлинно известной тебе правде и об озадачивающих тебя слухах...
Корфу, 26 июля 1804 года.

далее >>>